Дирижер Александр Хумала: Я должен помнить о норме по заполняемости зала

– В минувшую субботу капелла «Сонорус» выступила на фестивале «Классика у Ратуши», где лучшие коллективы дают концерты под открытым небом, а публика может бесплатно послушать академическую музыку. Конечно, такой популярный формат способен увеличить количество любителей классики и украсить городскую жизнь, но не обесценивает ли он в сознании людей академическую, «элитную», музыку?

— Ореn аir концерты классической музыки популярны во всем мире, в первую очередь в США, где в больших и маленьких городах каждый уик-энд организуются пикники с оркестрами – в основном духовыми, иногда симфоническими, это могут быть и просто речиталы. Такой формат заявил о себе давно, но для Беларуси остается ноу-хау: в наших городах пока редко услышишь живую музыку, что, конечно, влияет на их восприятие. Не соглашусь, что подобные ивенты могут привлечь к классике, мне кажется, из тех, кто услышит музыку на улице, сознательно в концертный зал пойдет только пара человек и то на уровне арифметической погрешности. Такие концерты для людей – прежде всего приятное времяпрепровождение, что неплохо, ведь можно не просто прогуляться, но и получить от прогулки пользу. Если в поезде или в самолете открыть книгу Достоевского, время в дороге пройдет не напрасно, причем это не обесценит писателя. Классическая музыка тоже не обесценится ореn аir концертом: она вообще самодостаточная и не нуждается в том, чтобы заманивать людей. Заманивать должна эстрадная, поп- и рок-музыка, а настоящие вещи – нет. Настоящая книга не «кричит»: «Возьми меня и прочитай» – вы сами дотягиваетесь, открываете и начинаете читать, например «Войну и мир».

— То есть понятие «индустрия» и классическая музыка несовместимы?

– Во всем мире академическая музыка, как и любая другая, является частью шоу-бизнеса: люди вкладывают средства в ее развитие и зарабатывают на этом. Но если говорить о структурном отношении к музыке – она ​​не нуждается в продвижении. Произведения Баха, одни из лучших и интереснейших в мире, после его смерти не исполнялись сто лет – о них просто забыли, пока не нашли на полках старых библиотек.

– А в Беларуси понятие «индустрия» имеет какое-то отношение к сфере классической музыки?

– Хотя в вопросах белорусского рынка я выступаю скорее в качестве профана, могу сказать, что он находится на зачаточном уровне – это касается и классики, и популярной музыки. Мне непонятно, как мы собираемся конкурировать со всем миром, если не выдерживаем сравнения даже с Украиной и Россией. Популярная музыка легкая для восприятия, это музыка фаст-фуда, ее не нужно «готовить» и «переваривать», поэтому легче взять в оборот и получить финансовую отдачу. Но ведь мы ходим в хорошие рестораны, где хороший повар специально для нас готовит хорошую еду, поэтому хоть с академической музыкой и сложнее, на ней во всем мире также делают деньги. Наша проблема в том, что в стране почти отсутствуют менеджеры культуры, а те немногие, кто занимается музыкой, часто продвигают не культуру, а себя, потому кроме роли менеджера выступают в качестве экспертов, хотя никакого представления о музыке могут и не иметь.

— Много классики в нашей жизни остается на фоне — в рекламе, рингтонах, как ненавязчивое сопровождение на разного рода мероприятиях. Вам не кажется, что на фоне ее больше, чем в сознательном потреблении?

— Я сравниваю это с «умными» цитатами из литературных произведений в соцсетях – выдержками из Чехова или Антуана де Сент-Экзюпери вроде «Мы в ответе за тех, кого приручили». Эти цитаты вырваны из контекста, в наше время легче прочитать одну фразу и побежать по делам, ведь чтобы ее найти, надо одолеть целую книгу. Классическая музыка на фоне звучит как цитата и ничего общего с полным произведением не имеет. Высказывание известного писателя, возможно, и останется в голове на ближайший час, но быстро вылетит, вы его забудете, вашей жизни оно не принесет никакой пользы. То же самое с классической музыкой: рингтон сольется с шумом толпы, а благодаря симфонии вы переживете целую историю.

— У нас не так много мест, где исполняется классика: одна филармония, два музыкальных театра, несколько фестивалей и отдельные инициативы. Капелла «Сонорус» как-то играла «Лунного Пьеро» Шёнберга, которое в нашей стране звучало впервые. Насколько полно то, что исполняется в Беларуси, отражает пласт академической музыки?

— Профессиональные коллективы руководствуются не только тем, что хочется играть: краеугольным камнем является финансовый вопрос, то есть расчет на тех, кто приобретет билеты. «Лунный Пьеро» – архисложное произведение, я думал, что выступление будет провальным, но на него пришло столько людей, что мы организовали второе и снова сыграли перед полным залом. Здесь нужно иметь смелость и рисковать, а, например, в Москве, где я много работаю, с риском никто не связывается: организаторы должны быть уверены в том, что публика придет на концерт, потому руководствуются обычным репертуаром и приглашают звезд. Современная академическая музыка в Москве тоже играется, но в большинстве случаев – в очередной раз Чайковский, в очередной раз Верди, в очередной раз Брамс. У нас играют классический репертуар, намного реже белорусскую академическую музыку и еще реже современную академическую музыку, хотя современная она лишь условно, потому что созданное 10-20 лет назад новым уже не является. Проблемой мне кажется и то, что некоторых авторов, имеющих отношение к Беларуси, мы боимся играть и продвигать как своих. Популярной сейчас стала музыка Моисея Вайнберга, который считается польским и российским композитором, но никто не вспоминает, что профессиональные основы он получил в Беларуси, когда три года учился у родоначальника нашей композиторской школы Василия Золотарева. Мы не вспоминаем, что у Шостаковича есть белорусские корни, и боимся сказать, что Монюшко – белорусский композитор. Так вот если я хочу сыграть «современного» композитора вроде Шёнберга, я должен помнить о норме по заполняемости зала и быть уверен, что 75 процентов билетов будет раскуплено, а я в этом не уверен.

— Капелла «Сонорус» – государственное учреждение, а возможны ли у нас другие формы существования для музыкального коллектива такого масштаба?

— Возможны, но по антрепренёрской системе, когда музыканты объединяются вокруг конкретного проекта. Это известный формат, и он у нас используется. «Сонорус» – постоянный коллектив с постоянным «местом жительства», репетициями каждый день, концертно-гастрольным планом, планом по заполняемости зала и государственным финансированием.

— Многие белорусские музыканты уезжают самореализовываться за границу и часто действительно достигают успеха. Вы же имеете широкую карту выступлений, но остаетесь в Беларуси. Расскажите, на какие перспективы в нашей стране могут рассчитывать молодые музыканты?

— Важно, какой успех имеется в виду. Финансового успеха многие наши музыканты действительно достигают именно за границей — конечно, для этого нужно серьезно работать, деньги не льются просто так, как из рога изобилия, но по крайней мере возможность заработать есть. Если ты на том же уровне сыграешь один и тот же концерт в Беларуси и в Польше, там заработаешь в несколько раз больше, и это, конечно, несправедливо. Поэтому музыканты уезжают и винить их за это нельзя. Что касается международного признания, для этого не обязательно уезжать: много музыкантов живет в Беларуси и имеет при этом международную известность. Правда, получить ее сложно, так как за рубежом большая конкуренция, а в музыкальных городах вроде Вены, Парижа, Лондона она просто бешеная. Но есть и локальный успех – это тоже хорошо, если ты делаешь важные вещи в родной стране для родной публики. Перспективы для музыкантов именно в Беларуси, на мой взгляд, не радужные, ведь все упирается в финансовый вопрос: концерт может как угодно сильно понравиться публике, но если коллектив за него ничего не получит, то в конце концов у него не останется денег на то, чтобы до своих концертов добираться. В нашей сфере академической музыки денег нет, а если есть, то по остаточному принципу. Надо сказать, многие музыканты остаются или даже возвращаются. Я пять лет прожил в Голландии и вернулся, потому что хочу быть в своем доме – не в чужом роскошном дворце, а в маленькой квартире, которую могу назвать домом.

— Вы говорили о локальный успехе, но если у нас нет музыкальной индустрии, а публика большой любовью к классической музыке не отличается, не является ли он условным?

— Все зависит от человека и его запросов. Если он хочет международного признания — делает для этого соответствующие шаги, а если ставит задачей донести свою идею, «любовь, братство, мир», — предпринимает что-то другое. В моем понимании локальный успех — это хорошо, потому что мне достаточно затронуть музыкой хотя бы одного человека. Если из ста два-три слушатели меня поймут, цель достигнута. Я чувствую себя медиумом между композитором и публикой, который должен донести до второй идею первого. Само по себе искусство — оно не для себя, я убежден, поэтому и задача сделать карьеру не первостепенная. В метро никто не просит у меня автограф, а в магазине не пропускают без очереди, но для меня это не является показателем, потому что успех в том, чтобы донести идею музыкального произведения, чтобы оркестр прозвучал, чтобы получился хороший концерт.

— Иногда творчество, этому есть недавние примеры, встречается с непониманием официальных структур. Если говорить о белорусской академической музыке, есть ли здесь какие-то силы, препятствующие развитию сферы музыки?

— Развитию нашей академической музыки мешают отсутствие надлежащего финансирования и распространенное убеждение в том, что классика для избранных, хотя она для всех, просто аудиторию нужно воспитывать, начиная с первых классов. Во все времена были чиновники без соответствующих знаний, но со своим мнением. Они есть повсюду, а нам в таких условиях надо просто делать свое дело.

— Белорусская публика и зарубежная публика — есть ли разница?

— Принципиальной разницы нет, потому что отклик на музыку имеет иррациональный характер: ты воспринимаешь ее не только мозгом, но и сердцем. Повсюду же одинаковый отклик на слова «Я тебя люблю» – либо «я тебя тоже», либо «а я тебя нет», отличие лишь в контексте. Музыка также или доходит, или нет, люди или принимают ее, или нет, глаза у них или горят, или скучают. И европейцы очень разные – есть скованные скандинавы, а есть экспрессивные итальянцы, но отклик на музыку повсюду один и тот же.

Еще фото