Терех Кондрат Зигмундович

Министр торговли СССР, 1986-1991 годы.

С самого раннего детства прошел по полной программе деревенскую школу жизни: помогал матери в хате, кормил свиней, смотрел за телятами на выгоне, а с шести лет уже в подпасках: гонял коров в поле за два пуда картошки и пуд зерна.

Когда началась война, помню черные громады самолетов в небе, летевших в сторону Киева, Москвы. В нашей деревне обосновался немецкий гарнизон, обнесенный колючей проволокой. Выход за пределы был возможен только через про ходы, которые охраняли немецкие часовые. Нас, ребятишек, заставляли убирать территорию гарнизона, немецкие конюшни, столовую. Особенно тяжелое время началось, когда в окрестностях Ольковичей появились партизаны: от их нападений на гитлеровцев, шальных пуль страдали и жители. Пришлось нашей большой семье, по примеру других, строить в грунте бункер с двумя накатами бревен и каждую ночь ходить туда спать. От сквозняков и сырости на многие годы заболела Галя, она уже не могла быть помощницей матери. Антон помогал отцу, я взял на себя домашние заботы. К девяти годам я научился доить корову. Перед самым освобождением почти половина деревни была сожжена, сгорел и наш дом, хорошо хоть нам удалось живыми выскочить из огня.

После освобождения часть жителей Ольковичей, поляков по национальности, уехала в Польшу, а мы поселились в одной из оставленных халуп. Мои младшие сестра Кристина и брат Иванка в 1945 году умерли от голода, Галя и я по полгода были прикованы к постели. Но нам выпало жить. В трудные времена наша семья выдюжила благодаря людской доброте: нам приносили кто картофелину, кто кусок хлеба или кружку молока. Наверное, отсюда зародилось то чувство благодарности к людям, которое я несу через всю свою жизнь.

В первый класс я пошел переростком, на девятом году, а после начальной школы по настоянию отца уже настоящим пастухом стал пасти соседский скот. В пятый класс мои товарищи пошли без меня. Но, когда учебная четверть заканчивалась, моя любимая учительница Софья Александровна Ракецкая вместе с директором школы, председателем сельсовета, участковым милиционером провели с отцом жесткий разговор: советская власть не потерпит, чтобы лучший ученик школы по прихоти отца не ходил на занятия... Угроза на отца подействовала, он больше никогда не чинил мне препятствий. А перед матерью встала проблема в чем я пойду в школу, ведь у меня нет штанов? В магазине пусто, но продавщица смилостивилась, достала кальсоны. Их мама вечером перекрасила. Так я в них и закончил семилетку.

На этом моя учеба могла бы и завершиться, средняя школа за двадцать километров, денег, чтобы снимать в райцентре жилой угол, не было. Но помог случай. Главный бухгалтер сельпо искал грамотного парнишку с хорошим почерком для заполнения паевых книжек. Учителя порекомендовали меня. Так я попал в потребкооперацию. По рекомендации сельпо я поступил в Барановичскую торгово-кооперативную школу, которую окончил в 1952 году. Тогда же меня взяли старшим бухгалтером в сельпо, одновременно я начал учиться в восьмом классе вечерней школы и заочно в Московском кооперативном техникуме.

Не доучился призвали на Балтийский флот. Там я окончил военную школу писарей, заведовал библиотекой, а самое главное, несмотря на тогдашний приказ Министра обороны СССР Г. К. Жукова, ограничивающий учебу военнослужащих, поступил в десятый класс Рижской заочной республиканской школы. Под личную ответственность командира части. На службе завершил среднее образование, а после уволнения в запас в 1958 году окончил Гомельский кооперативный техникум. Проходя службу, был избран секретарем комсомольской организации, а незадолго до увольнения в запас вступил в партию.

После службы на флоте, вернувшись на родную землю, в ту же самую родительскую лачугу и к той же бедности, начал работать. Сначала старшим бухгалтером на прежнем месте и неосвобожденным секретарем парторганизации, а потом директором Вилейского горпищепромторга. Этот торг уже хотели было ликвидировать, но удалось навести порядок, а через год нам досталось переходящее Красное знамя Министерства торговли БССР, которое вручал сам министр Алексей Семенович Шавров.

Через четыре года меня назначили директором куда более крупного Молодеченского горпищепромторга, затем первым заместителем председателя правления Минского облпотребсоюза, начальником управления торговли Минского облисполкома. Я чувствовал себя профессионалом, работал и в потребкооперации, и в государственной торговле. Мне не было 35 лет, когда после встречи с Председателем Совета Министров БССР Тихоном Яковлевичем Киселевым предложили пост председателя правления Белкоопсоюза. Я понимал, насколько трудный выпадает мне жребий: добитая до ручки отрасль, магазины в деревнях ютились в избушках на курьих ножках. На все это надо было жизнь положить, и я отнекивался, причем очень непритворно, настойчиво. Помогло дали отсрочку на год, назначили первым замом. «Год» растянулся на семь лет. В 1977 году я стал руководителем Белкоопсоюза.

Не скрою, это была моя «болдинская осень». Главная из забот того времени создание материальной базы: магазины в деревнях были простыми халупами, а кое-где и таких не было. Забюрокраченная инструкция не разрешала нам брать кредит под строительство магазина, ресторана, столовой, колбасного цеха. Возводить дозволялось только торговые павильоны. Тогда мы договорились с Белорусской конторой Госбанка о кредитах, причем под незначительный процент, для массового строительства павильонов. По принципу: пусть павильон станет пуговицей, а штаны к ней сами пришьем. Так и получилось. Под прикрытием павильонов всюду появились современные универмаги, магазины, рестораны, столовые, в каждом районном центре колбасный цех, в каждой области цех по производству консервов. Всего таких крупных торговых точек мы построили около полутысячи. Материальнотехническая база потребкооперации обновилась на 7080 процентов. Приходилось думать тогда и о санитарном состоянии магазинов, и об интерьере с учетом современных тенденций. Мы одними из первых в СССР внедрили самообслуживание в торговле. Обращали внимание на расширение ассортимента, внедряли все новое и передовое, правилом стал систематический обмен опытом. Созданная в Белоруссии торговая инфраструктура стала местом учебы кадров всего СССР. В рамках подготовки к приему гостей на Московскую Олимпиаду мы создали сеть крупнейших торговых объектов по трассе Брест Смоленск. Я тогда получил, кстати, орден Дружбы народов, который мне по-своему достаточно дорог.

Потом мне пришлось поработать в должности зампреда Совмина БССР, курировал среди многих других отраслей торговлю. Мне казалось правильным наши достижения в потребкооперации внедрять в госторговлю. Вскоре мы и в городах открыли прилавки магазинов и пустили покупателей непосредственно к товарам. Занялись подвальными помещениями в городах, открыли там кафе, ресторанчики, бары, небольшие магазины. Нам было важно приблизить торговлю к людям.

В 1985 году к нам приехал Николай Иванович Рыжков, недавно избранный Председателем Совета Министров СССР. Руководство республики серьезно готовилось к встрече второго лица в стране. Во Дворце спорта организовали выставку то варов народного потребления, сравнили их с лучшими образцами мирового уровня. Поскольку я возглавлял тогда Комиссию ЦК КПБ и Совмина по производству таких товаров, мне и было поручено доложить по каждой представленной экспозиции. Рыжков слушал меня очень внимательно. Доложил хорошо, потому что было что сказать: белорусский ширпотреб завоевывал позиции во всей стране.

Через год после этого, когда я был в Могилеве, мне срочно позвонил пер вый секретарь ЦК КПБ Слюньков. Назавтра надо было предстать в Москве перед Н. И. Рыжковым Председателем союзного Правительства. Я побывал тогда и у него, и у Алиева, и у секретаря ЦК Лигачева. Речь шла о назначении меня министром торговли СССР. Пытался отговориться, дескать, не справлюсь. Накануне заседания Политбюро ЦК КПСС меня принял Горбачев. Беседа длилась полчаса, но все было предрешено. У членов Политбюро вопросов ко мне не было, Громы ко предложил «утвердить».

До сих пор помню, как меня поздравил с новым назначением земляк Кирилл Мазуров, в прошлом первый секретарь ЦК КПБ и первый зампред Совмина СССР. Он был очень рад, но и выражал искреннее сочувствие. С первых же дней работы я убедился, насколько прав был Мазуров. Главная беда страшная разбалансированность товарных ресурсов в торговле. Объемы производства товаров народного потребления были гораздо ниже огромной денежной массы. Покупатели мгновенно расхватывали товар на прилавках магазинов. Началась неразбериха с союзными поставками, некоторые республики, в частности Украина, прекратили отгрузку мяса, молока Москве, Ленинграду, военному ведомству. В самой столице картина была вообще удручающей. Сотни тысяч жителей почти со всей Центральной Рос сии ежедневно буквально штурмовали продовольственные магазины.

Вот я и начал с Москвы наводить порядок. Столичная делегация целую неделю изучала белорусский опыт. То, что увидели москвичи, их просто поразило. Ничего не надо было изобретать, все уже было разработано и апробировано на практике. Особенно по главным проблемам торговли пополнению товарных ресурсов, маневрированию ими, упрощению организационной структуры, изучению покупательского спроса. После этого была разработана комплексная программа развития торговли в Москве. Совершенствование отрасли шло на белорусском опыте, чем я, признаюсь, гордился.

Увы, начиналась горбачевская перестройка. Дефицит в торговле увеличивался. Причины его были гораздо сложнее и многообразнее, чем просто недостатки и проблемы в торговле. Они следствие тех деформаций, которые образовались в экономическом и социальном развитии всего народного хозяйства страны. Чем дальше, тем острее давала о себе знать несбалансированность товарного рынка с доходами населения. И будто кто-то сверху делал назло: объявлена широкомасштабная кампания по борьбе с пьянством и алкоголизмом. Бороться надо было, но, конечно, не так. В первую очередь вырубили многие тысячи гектаров ценнейших виноградников, хотя они являлись национальным достоянием в полном смысле этого слова. Закрыли прекрасные ликеро-водочные заводы. И что дальше? Началось массовое самогоноварение, возник дефицит сахара.

Ситуация была сложнейшая. Помню, позвонил мне председатель КПК Соломенцев. Полтора часа держал меня на телефоне и все внушал, как важна противоалкогольная кампания для здоровья нации. В конце предупредил: «Если нынче будет продано спиртного хоть на один литр больше, чем в прошлом году, лишитесь партбилета».  «А как же с поступлениями госбюджета? спрашиваю. Ведь недоберем несколько десятков миллиардов рублей?» «Меня это не касается». «Зато меня касается», я чуть было не сорвался. «С меня спросят». «Запомните: увеличите продажу спиртного лично сам отберу у вас партбилет».

Я прекрасно понимал, какая надо мной нависла опасность. Тут же звоню Рыжкову, прошусь на прием. Обычно Николай Иванович принимал меня сразу. И вообще не было дня, чтобы мы с ним не общались, потому что Минторг постоянно вносил какие-то предложения, ведь надо было спасать союзную торговлю. У нас было полное взаимопонимание, он меня поддерживал во всем. И сейчас пригласил приехать сразу же. Я никак не мог остыть после разговора с Соломенцевым. Захожу к Рыжкову и с ходу: «Николай Иванович, куда я попал? Почему член Политбюро звонит мне и грозит отобрать партбилет?» И подробно рассказал о телефонном разговоре с всемогущим председателем партконтроля. «Успокойся, выполняй те показатели, которые заложены в Госплане». «Так ведь Соломенцев партбилет отберет». «Не позволим! Я первый за тебя заступлюсь».

Но основные показатели плана все же не выполнялись. Принимаемые меры не срабатывали. На местах вынуждены были ввести талоны и продовольственные карточки. Ко мне шли нескончаемым потоком просьбы. Просили все республики, области, крупные промышленные центры, армия. Всем нужны были товарные ресурсы, которых у меня кот наплакал. Бумаги были и от Горбачева и Рыжкова, с их категоричными резолюциями «Надо помочь!». За одну неделю поступало просьб на сумму, превышавшую весь годовой резерв Минторга. На сессиях Верховного Совета СССР, на пленумах ЦК КПСС все искали меня. Приходилось прятаться в туалетных комнатах. А там курят. Я же по рекомендации врачей курить бросил в 1977 году. Опять закурил... Впору было от беспомощности впасть в отчаяние. Та ситуация была самой скверной за всю мою жизнь.

А вскоре состоялось экстренное заседание Политбюро ЦК КПСС. Накануне предупредили: быть обязательно! Рассматривается вопрос о состоянии торговли. С проектом решения меня не ознакомили. Ну, как же так, думаю, зовут на Политбюро, а проекта решения не знаю. У всех, кого пригласили, подавленное настроение. И вот заседание, вопрос очень конкретный: товарные ресурсы страны. Первым вызывают на трибуну зампреда Госплана СССР Ефимова и тут же снимают с работы. Следующему объявляют строгий выговор. Когда подошла моя очередь, решил, что без боя не сдамся. Где еще сказать всю правду, если не здесь, на Политбюро?

Вышел на трибуну, кратко доложил цифры по товарным ресурсам. А потом... начал доклад. Подробно проанализировал нашу торговую политику за последние годы, назвал причины, которые привели страну к пустому рынку, а людей к голым прилавкам магазинов. Мне было отпущено 10 минут, говорил же 40. Не знаю почему, но Горбачев не прервал меня ни на одном слове. Закончил я свое выступление так: «Если вопрос в моей персоне как министра торговли, то скажу следующее. Ни у кого я на этот пост не просился. Поэтому прошу сегодня принять мою отставку». Но мое заявление проигнорировали, жизнь продолжалась. Горбачевская перестройка усугубляла неразбериху. Кадры, в том числе мы, союзные министры, работали на износ.

Во время августовского путча 1991 года я был на отдыхе с женой и дочерью в Греции. Когда вернулся, правительство, по сути, было отстранено от власти. Про изошел парад суверенитетов от страны начали откалываться целыми глыбами союзные республики. В моем кабинете уже успел посидеть министр торговли Российской Федерации. Я позвонил Горбачеву: что делать? Он пытался успокоить, мол, ты пришел в мою команду, с ней и уйдешь, не спеши, место тебе готовлю. Об этом «месте» я ничего не знаю до сих пор. Да и что мог Горбачев в то время? 26 ноября 1991 года правительство официально перестало существовать, все мы, министры, были отправлены в отставку. Через месяц не стало и Советского Союза.

Что касается лично меня, то в экстремальной ситуации я не потерял чувства самообладания. Когда-то во время учебы в торговой школе без копейки в кармане собирал ягоды и грибы и продавал их на рынке. Так и теперь, когда Россия взяла курс на рыночные отношения, я не растерялся и создал свою внешнеэкономическую ассоциацию, которой руковожу до сих пор. Мне всегда верили руководители фирм и за границей, и в бывшем Союзе, знали, что я не подведу ни в какой ситуации. Как-то пережили дефолт 1998 года, когда в одночасье сгорели наши накопления. Но ничего, выдержали и этот удар.

На своем пути я не раз встречался с замечательными людьми. Некоторые на всю жизнь становились моими друзьями. Вот, например, Леонид Архипович Скакун, мой заместитель по ассоциации. Многие десятки лет мы вместе. В период становления меня как руководителя очень помог мне первый секретарь Вилейского горкома партии Николай Никифорович Полозов. Потом он был и членом бюро ЦК КПБ, заведовал в ЦК отделом, был председателем Белсовпрофа.

Мне повезло и в том, что работал я с Петром Мироновичем Машеровым. Он был строгим руководителем, но ко мне относился по-отцовски. В работе всегда поддерживал. Раньше на съезды и конференции никто из важных партийных чиновников не приходил. Я попросил Машерова, чтобы сделали хотя бы раз исключение. Для кооператоров это было бы хорошей зарядкой для работы на все четыре года. С тех пор на каждый съезд кооперации Петр Миронович приходил со всеми членами бюро. И эта традиция сохранилась, когда его не стало.

Хорошие отношения сложились у меня во время работы в Совете Минис тров республики с председателем Совмина Бровиковым. Это в высшей степени порядочный человек. Бровиков был в числе немногих, кто открыто выступил на Пленуме ЦК КПСС с критикой в адрес Горбачева. Но потом последовали репрессии, и он сошел с государственной арены. Когда ему исполнилось 60 лет, то поздравлять с юбилеем к нему ездили вдвоем с управляющим делами Министерства торговли СССР Леонидом Архиповичем Скакуном, больше никто из официальных лиц его не почтил. Через год, в 1992-м, он умер.

Правильно говорят, что министра делает окружение. С удовольствием называю уважаемых мною людей. Это Петр Дмитриевич Кондрашов, первый замминистра, ныне уже покойный. Это заместители Сергей Дмитриевич Алешин, Федор Лукьянович Марчук... Много, очень много можно назвать имен. В тяжелые для меня времена они не предали, всегда были рядом. Правда, были и другие... После августовского путча, когда я стал никем, они, как зайцы, побежали в другие кусты, перестали разговаривать. А вчера еще вместе в баню ходили, готовы были с массажем услужить. Бог им судья.

Бывали случаи, когда я с глазу на глаз встречался нечеловеческой завистью, злобой, ненавистью. Всего хватало. Но особенно донимал меня в Беларуси один «доброжелатель». Лет десять подряд он писал анонимки. Как только намечается съезд кооперации или же перехожу на другую работу, сразу десятки писем в ЦК КПСС, ЦК КПБ, в совмины страны и республики, в газеты «Правда», «Известия». Писал, что я поляк по национальности, а управляю белорусами и русскими (хотя фактически и по документам я белорус), что выпиваю так, что на ногах не держусь, имею шикарную дачу в деревне, хотя и живу в государственной квартире. Дачей за интересовался Машеров. Петр Миронович очень не любил то начальство, которое шиковало и строило хоромы. Ну, я и показал ему свою дачу. Это был тот самый сарай в родной деревне, куда мы переселились семьей после пожара. Там еще очень долго жили мои родители. Тогда Петр Миронович глубоко вздохнул и сказал: «Хороший народ белорусы, но даже среди них попадаются иногда подлецы».

Встреч в жизни было много, очень разных. Однажды беда свела меня с ярким, талантливым человеком, Алевтиной Федоровной Бровкиной. Профессор медицины и специалист от Бога. Замечательный хирург. Это она сделала мне в 1987 году тяжелейшую операцию на глазах. Заболевание было вызвано чернобыльской катастрофой. Будучи министром торговли, возил однажды в Америку представительную делегацию и по разрешению Рыжкова решил проконсультироваться там у самого знаменитого американского офтальмолога по поводу своей болезни. Он посмотрел, спросил, кто делал операцию, и заключил: «Если вас лечит Бровкина, то мне здесь делать нечего. У нее золотые руки».

Когда был в Японии, тоже решил побывать у известных врачей. Тем более у них богатый опыт по заболеваниям, вызванным атомными взрывами над Хиросимой и Нагасаки. Они также спросили, кто лечит меня в России. Услышав ответ, воскликнули: «О! Бровкина! Она лучший специалист среди нас». Вот такое высокое имя имеет во всем мире эта замечательная женщина. Я рад, что знаком с нею.

В заключение скажу о своей семье. У меня жена, двое детей и четверо внуков. Свою Людмилу Иосифовну я нашел в Вилейке. Ей было 19 лет, когда она сразу после школы вышла за меня замуж. Очень целеустремленный человек, экономист. Не толь ко работала, но и воспитывала, растила детей. Старшая дочь Оксана живет в Минске, трудится терапевтом в поликлинике. Ее сын, мой старший внук, окончил Минское су воровское училище и сейчас учится в институте. Сын Владимир окончил Высшее командное училище имени Верховного Совета РСФСР, но в армии оказался невостребованным, успешно занимается частным бизнесом. Его сына, другого моего внука, назвали в мою честь Кондратом. Еще у Владимира две дочки Яна и Марта.

Часто бываю на родине то у дочери и внука в Минске, то у родственников в Вилейке. Откровенно говоря, к Москве я так и не привык. Может так случиться, что вернусь домой, к родным местам.

Из книги «Министры советской эпохи». О времени, о соратниках, о себе. М.: Патриот, 2010.

Комментарии к фотографиям

1. Терех К.З. докладывает о положении в Белоруссии. Минск. Ноябрь 1985 года
2. На сессии Верховного Совета СССР по утверждению состава правительства СССР. Январь 1991 года
3. Кондрат Зигмундович с женой Людмилой Иосифовной, дочерью Оксаной, сыном Владимиром