Выходцы из Беларуси воссоздали в тайге уголок своей малой родины (07.04.2016)

Здравствуй, Могилевка

Самым лучшим медом в Приамурье считается могилевский. Так его называют в честь села, основанного белорусами в гуще дальневосточной тайги. Места тут глухие, с горными речками и непроходимыми зарослями лиственницы. Крутой свороток с федеральной трассы, минут десять машина осторожно крадется по накатанной, снежной грунтовке, и - здравствуй, Могилевка. Деревенька прячется за густющим полотном березового ситца.

У самой околицы несколько останков от двухквартирных домов бывшего пчелосовхоза. Чуть в отдалении от уличного ряда - крепкий деревянный дом, окруженный "забором" из аккуратных дровяных поленниц.

Завидев нас, зашлись дежурным лаем разномастные дворняги, у каждой из них своя будка, миска и поводок цепи.

От дома навстречу незваным гостям шустро шагал молодой мужик с недоуменным взглядом. Знакомимся.

Юрий Богомолов живет в Могилевке с матерью и тремя братьями. - Мы сюда лет пятнадцать назад приехали из соседнего района, там наше село попало под затопление Бурейской ГЭС. Чем живем? Пчеловодством.

У нас несколько пасек, всего ульев четыреста будет, ага, - басит Юра. Он осторожный в словах и не привыкший к общению с чужаками, из него каждое слово выдираю словно щипцами.

— Баню вот строим, ага. Зимой скучно немного, а летом скучать некогда - пасеки много времени занимают, — обстоятельно рассуждает Юрий.

Коммуна «муравьев»

Свой мед они продают оптом в Благовещенск, Хабаровск и даже в Якутию. Четырех братьев Богомоловых в деревне называют «муравьями». Работящие, непьющие, малообщительные. Живут своей коммуной, ни к кому за советом не спешат, но и в помощи никогда не откажут. Слева заметенная снегом под толстой ледяной шубой спала протока Старица. Справа выстроилась редкая цепочка хат.

В одну из них стучимся.

— Ой, только не надо меня фотографировать! Жизнь-то уже почти прожита! К чему это? — запричитала Вера Михайловна Понизова.

Говорю, что фотограф просто делает вид, что фотографирует, а на самом деле у него нет фотопленки. Хозяйка заговорщицки улыбается и подмигивает.

— Мои предки с Белоруссии приехали, с Могилевской губернии. Я сама столько двоек в школе получала, не могла чисто по-русски говорить и писать. Долго белорусские слова мешала, — говорит баба Вера.

Она всю жизнь проработала продавцом в сельмаге, а ее супруг Анатолий Никитович прошел путь от пастуха до председателя сельского совета.

— А мои предки тоже из Белоруссии, у прабабушки было тринадцать родов, она родила семнадцать детей. Все были великие труженики, — говорит Анатолий Никитович.

Из трех детей Понизовых в селе живет только старший сын, средний сын и младшая дочка живут неподалеку, в Архаринском районе.

Хозяева признаются, что огород сейчас сажают небольшой, «всего тридцать соток»... Держат баранов и кур. Да пчел ульев тридцать. Все это они на полном серьезе называют «маленьким хозяйством».

Сестра под Минском

— Мы про Белоруссию часто по телевизору смотрим. Там порядок, душа за них радуется. Молодцы, — подхватывает разговор бахнувшая входной дверью баба Нина Запорожцева.

Ее родовая ниточка тянется тоже из Беларуси.

— Там у меня где-то под Минском сестра двоюродная жила, ее фамилия Лугакова. Давно, правда, никаких весточек не было, — печалится баба Нина.

Старожилы рассказали, что раньше Могилевка была большим селом: «Человек триста жило, а сейчас осталась жменя, всего пятьдесят душ».

Пчелосовхоз от перестроечных реформ разорился. Деревня без совхоза как улей без матки... Но фитилек жизни не гаснет здесь благодаря пчелкам и частным пасекам.

Сегодня в Могилевке признаков цивилизации немного: электричество, два раза в неделю приходит почта и хлебовозка. Есть фельдшер, да раз в неделю ходит автобус до райцентра.

Тайга и никакого начальства

Четкий маркер цивилизации — вездесущий Интернет — здесь так и не прижился. Сотовая связь сла-а-бенькая.

— Пробовал Интернет подключить, но дело не пошло. Одна страница по три часа грузится, — машет рукой Виктор Трегубов.

Виктор родился здесь полвека назад, из родной деревни уезжал только на время учебы в аграрном институте, с дипломом зоотехника вернулся назад.

Вскоре после его возвращения совхоз приказал долго жить, и Трегубов устроился на пасеку Дальневосточного агроуниверситета, где и проработал более двадцати лет пасечником.

— Это были счастливые годы. Тайга, спокойствие и никакого начальства. Благодать, — улыбается Виктор.

Университет пасеку свернул, теперь пасечник с дипломом зооинженера кормит семью домашней пасекой. У Виктора четверо детей, двое старших уже взрослые. Пару лет назад они с супругой оформили опекунство над шестилетней Соней. Девочку взяли в детском доме Благовещенска.

— Это было большое желание моей жены, которое я поддержал. Соня замечательный ребенок. Ласковая, хорошо учится, она стала нашей в полном смысле этого слова, — улыбается Виктор.

Виктор Трегубов уверяет, что нет лучшего места на Земле, чем Могилевка: «Дорогу перешел - и рыбалка, в Старице рыбка всегда есть. А какой у нас мед замечательный. В окрестной тайге заросли отборной липы, очень много цветов. Мед у пчелок получается просто божественный», — загибает пальцы потомок белорусов.

Его прадеды приехали сюда в числе первых поселенцев из Беларуси.

Мед — дело сладкое

Геннадий Александрович Комогорцев тридцать шесть лет проработал пчеловодом на совхозных пасеках.

— Ученые до сих пор не разгадали, что такое пчелы! Более умной твари на Земле не сыскать. Я за ними мог часами наблюдать. Пчелу с медом из другого улика в свой улей запустят, а пустую никогда, — не перестает удивляться Геннадий Александрович.

Он в молодости пробовал уехать в город, работал на ТЭЦ, принимал ванны в благоустроенной квартире, вечерами с мужиками ходил на футбол.

— Асфальт, туфельки чистые, красота, а не жизнь. Но меня хватило ровно на три года. Сбежал! Без пчел и тайги я жить не смог, — густым басом гудит пасечник Комогорцев.

Полдня я провел в деревне, где нет даже магазина, — и не услышал ни одной жалобы на жизнь! Ни единой! Все разговоры — про пчел да про мед с тайгой. То ли местные люди знают какой-то секрет благоденствия, то ли пчелы здесь — те самые, правильные.

На вопрос, выгодно ли сегодня сладким бизнесом заниматься, могилевцы хитро щурятся.

— Да, пойдет, ага...

Только бывший «министр культуры» таежной деревеньки, отставной завклуба Боря Жигло чертыхнулся через затяжку сигаретного дыма, заявив, что нет уже того веселья, которое плескалось у них раньше.

— У нас был вокально-инструментальный ансамбль «Радуга», Серега Понизов солистом был. На районных смотрах художественной самодеятельности призовые места занимали, — ностальгически вздыхает Борис.

Кино, танцы, кружки художественной самодеятельности, молодежь в клубе была частым гостем, сейчас все это осталось только в воспоминаниях Бориса.

Сегодня в Могилевке всего шесть учеников, которых школьный автобус возит за пять километров в соседнюю Грибовку.

Здесь с нетерпением ждут весны: «Скорее бы улики выставлять». Это тут главный градообразующий и жизнеутверждающий фактор.

...Малолюдный таежный угол Приамурья живет размеренной, тихой жизнью, в окрестных речках чистейшая до хрусталя вода, со всех сторон Могилевку обнимает не тронутая цивилизацией тайга. Она больше века дает миру отборный мед, слава о котором живет в поколениях. Мед янтарный, пахучий, тает во рту в первые секунды. Могилевский. Считай, белорусский.

Еще фото

Комментарии к фотографиям

1. Инфографика: Леонид Кулешов / Виктор Расторгуев / РГ
2. От белорусского Могилева до амурской Могилевки - более 8 тысяч км. Фото: Сергей Лазовский / РГ (первое фото)